Единственным отдыхом от сверхчеловеческой работы для Шарко была музыка. По четвергам он устраивал музыкальные вечера, на которых запрещалось даже упоминать о медицине. Любимым композитором Шарко был Бетховен. Может быть, из-за любви к искусству он провел исследование психологии творчества. Профессором Шарко в соавторстве со своим старшим ассистентом Полем Рише были изданы два тома художественных иллюстраций. Один из них назван «Одержимые демоном в искусстве» и содержит картины исцеления Христом и святыми «бесоодержимых», а также изображения святых в экстазе, другой — «Уродства и болезни в искусстве», в котором большое место отведено сценам исцеления паралитиков и слепых. Здесь представлены репродукции со старинных, относящихся к V веку нашей эры, табличек из слоновой кости, с рисунков на дереве, украшающих стены древних монастырей, воспроизведены фрагменты средневековых фресок, гравюр, картин Рубенса, Рафаэля, Пуссена. С ними сопоставлены изображения многообразных проявлений истерических припадков на материале больных Сальпетриера, мастерски зарисованные самим Полем Рише.
Портрет Шарко дополняют впечатления Фрейда, впервые увидевшего его 20 октября 1885 года. «Когда часы пробили десять, вошел М. Шарко, высокий 58-летний мужчина, в цилиндре, с глазами темными и необычайно мягким взглядом, с длинными зачёсанными назад волосами, гладко выбритый, с очень выразительными чертами лица: короче говоря, это лицо мирского священника, от которого ожидают гибкого разума и понимания жизни. Как преподаватель Шарко был просто великолепен: каждая из его лекций по своей композиции и конструкции представляла собой маленький шедевр, каждая фраза производила глубокое впечатление на слушателей и вызывала отклик в уме каждого из них. Лекции были совершенны по стилю, давали мысли на весь последующий день».
О своём восхищении учёным, который сыграл значительную роль в повороте Фрейда от невролога к психопатологу, автор психоанализа сообщает: «Я полагаю, что изменяюсь в громадной степени. Шарко, который одновременно — один из величайших врачей и человек, здравый смысл которого — знак отличия гения, просто-напросто разрушает мои замыслы и концепции. Много раз я выходил с лекции как из собора Парижской богоматери, с новыми впечатлениями для переработки. Он полностью поглощает мое внимание: когда я ухожу от него, у меня нет более желания работать над собственными простыми вещами. Мой мозг перенасыщен, как после вечера в театре. Принесёт ли когда-либо его семя плоды, я не знаю; но что я определённо знаю, так это то, что никакой другой человек никогда не влиял на меня столь сильно… далее
М.С. Шойфет, «Сто великих врачей»